Песнь Вторая
Обожание Божественной Матери


Тишина абсолютная, непередаваемая,
Встречает полное самообнаружение души;
Стена тишины ее запирает от мира,
Бездна тишины поглощает чувство
И делает нереальным все, что знал разум,
Все, что трудящиеся чувства еще будут плести,
Продолжая воображаемую изображать нереальность.
Обширная духовная тишина Себя оккупировала Пространство;
Только Непостижимый остался,
Только Безымянный без пространства и времени:
Отменена нужда обременяющая жизни:
Мысль из нас падает, мы уходим из горя и радости;
Эго мертво; мы свободны от бытия и заботы,
Мы покончили с рождением, смертью, работой, судьбой.
О душа, еще слишком рано праздновать!
Ты достигла тишины безграничной Себя,
Ты прыгнула в довольную пучину божественную;
Но где ты бросила миссию и силу Себя?
На каком мертвом берегу пути Вечного?
Внутри тебя был тот, кто был собою и миром,
Что сделала ты для его намерения в звездах?
Побег не приносит венца и победы!
Что-то сделать ты пришла из Неведомого,
Но ничего не закончено и мир идет как и прежде,
Ибо сделана лишь половина работы космической Бога.
Только приблизилось вечное Нет
И всматривалось в твои глаза, и твое сердце убило:
Но где Любимого вечное Да
И в тайном сердце бессмертие,
Голос, что поет гимн Огню созидающему,
То, что символизирует ОМ, разрешающее великое Слово,
Мост между восторгом и покоем,
Страсть и красота Новобрачной,
Палата, где враги целуются славные,
Улыбка, что спасает, золотой пик вещей?
Это тоже - Истина в мистическом источнике Жизни.
Черная вуаль была поднята; мы увидели
Могучую тень всезнающего Господа;
Но кто поднял вуаль света
И кто увидел тело Царя?
Мистерия рождения и актов Бога остается,
Оставляя не сломанной печать последней главы,
Неразрешенной загадку Игры незаконченной;
Космический Игрок смеется за своей маской,
И еще последний неоскверненный секрет прячется
За человеческой славой Формы,
За золотым подобием Имени.
Широкая белая линия изображалась как цель,
Но далеко за ее пределами несказанные солнечные дороги сияют:
Что казалось концом и источником, было вратами широкими,
Последним нагим шагом в вечность.
Открылись глаза на безвременность,
Бесконечность берет назад форму, что дала она раньше,
И через темноту Бога или его голый свет
Его миллион лучей возвращается в Солнце.
Там - нулевой знак Всевышнего;
Природа осталась нагой, все же, являет Бога.
Но в ее грандиозном ничто содержится все:
Когда ее прочные платья сорваны с нас,
Души убито неведение, но не душа:
Ноль скрывает бессмертный лик.
Высокое и пустое отрицание - это не все,
Огромное затухание - Бога не последнее слово,
Жизни высшая сцена, окончание существа курса,
Значение этого великого мистичного мира.
В абсолютной тиши спит абсолютная Сила.
Просыпаясь, она может пробудить душу, трансом связанную,
И в луче обнаружить родителя-солнце:
Она может сделать мир сосудом для силы Духа,
Она может в глине изваять Бога совершенную форму.
Освободить себя - лишь один, хоть и светлый шаг;
Здесь осуществить себя было Бога желание.


И когда он стоял на бытия обнаженном краю
И вся страсть и весь его души поиск
Встречали свое затухание в некой черт не имеющей Шири,
Присутствие, к которому он стремился, приблизилось.
Через тишину Покоя последнего,
Из сердцевины некоего чудесного Трансцендентального,
Тело чуда и полупрозрачности,
Словно сладкое мистическое повторение ее самости,
В изначальное Блаженство бегущее,
Пришло, росло, приближаясь из вечности,
Кто-то пришел, бесконечный и абсолютный.
Существо мудрости, силы, восторга,
Так же как мать, что берет своего ребенка на руки,
Взяла к своей груди Природу, мир и душу.
Отменяя пустоту, лишенную признаков,
Разрушая незаполненность и безгласную тишь,
Пронзая беспредельное Непознаваемое,
В свободу неподвижных глубин
Красота и счастливый блеск постепенно входили.
Сила, Свет, Блаженство, о которых ни одно слово не может сказать,
Показали себя в луче неожиданном
И построили золотой проход к его сердцу,
Касаясь через него всех созданий стремящихся, чувствующих.
Мгновения сладость Всепрекрасного
Отменила тщету вихря космического.
Природа, в которой билось Сердце божественное,
В бессознательной ощущалась вселенной;
Она сделала дыхание мистерией счастливой.
Любовь, что несла крест боли с радостью,
Дала счастье горестям мира,
Сделала счастливым вес нескончаемого долгого Времени,
Секрет счастья Бога поймала.
Утверждая в жизни скрытый экстаз,
Она вела дух к своему чудесному курсу;
Неся часам бессмертные ценности,
Она оправдала труд солнц.
Ибо один там был всевышний позади Бога.
Мать Могучая размышляла над миром;
Сознание явило свой лик чудесный,
Превосходящий все существующее, ничего не отрицающий:
Нерушимо над нашими падшими головами
Он чувствовал восхитительную неспотыкающуюся Силу.
Неумирающая показалась Истина, длящаяся Сила
Всего, что здесь сделано и затем уничтожено,
Мать всех богов и всех сил,
Которая, посредница, землю со Всевышним связует.
Загадка исчезла, что правит ночью нашей природы,
Скрывающее Неведение было скинуто и убито;
Его1 ум заблуждения был с вещей сорван
И тупые настроения его искажающей воли.
Освещенные ее всевидящей идентичностью,
Знание и Неведение не могли больше бороться;
Больше не могли титанические Противоположности,
Антагонистические полюсы искусства мира,
Навязывать иллюзию своей двойной ширмы,
Ставя свои фигуры между нами и ею.
Мудрость была близко, своими собственными работами скрытая,
Чьим затемненная вселенная является платьем.
Существование не казалось больше бесцельным падением,
Затухание не было больше спасением единственным.
Скрытое Слово найдено было, ключ долго искомый,
Открыто было значение рождения нашего духа,
Осужденного на несовершенство тела и разума,
На несознание материальных вещей
И оскорбление смертною жизнью.
Чувствовалось Сердце в пространствах, широкое и обнаженное,
Пылающая Любовь из белых духовных источников
Горе невежественных глубин аннулировала;
Страдание было утрачено в ее бессмертной улыбке.
Жизнь из запредельного становилась здесь завоевательницей смерти,
Не заблуждаться более для ума стало естественным;
Неправильное не могло прийти туда, где все было любовью и светом.
Бесформенное и Сформированное объединены были в ней:
Необъятность была превзойдена одним взглядом,
Лик открыл полную толп Бесконечность.
Инкарнирующая невыразимо в ее члены
Безграничная радость, которую мировые силы ищут слепые,
Ее тело красы освещало луною моря блаженства.
У истока она стоит рождения, труда и судьбы,
В своем медленном круге циклы на ее зов поворачивают;
Одни ее руки изменить могут драконью основу Времени.
Это ее мистерию Ночь прячет;
Алхимическая энергия духа - ее;
Она - золотой мост, чудесный огонь.
Светлое сердце Неведомого - это она,
Мощь безмолвия в глубинах Бога;
Она есть Сила, нерушимое Слово,
Магнит нашего восхождения трудного,
Солнце, из которого мы зажигаем все наши солнца,
Свет, что из нереализованных Ширей склоняется,
Радость, что манит из невозможного,
Мощь всего, что еще никогда вниз не сходило.
Вся Природа к ней одной немо взывает
Исцелить своими ногами болящее биение жизни
И сломать печати на смутной душе человека,
И зажечь ее огонь в закрытых сердцах вещей.
Все здесь однажды будет ее сладости домом,
Все противоположности готовят ее гармонию;
К ней взбирается наше знание, наша страсть идет ощупью;
В ее чудесном восторге мы будем жить,
Ее объятие превратит в экстаз нашу боль.
Наша самость будет единой самостью со всеми через нее.
В ней подтвержденная, ибо в ней трансформированная,
Наша жизнь найдет в своем осуществленном ответе
Свыше безграничные смолкшие счастья,
Внизу - божественного объятия чудо.
Это, знаемое как в громовой вспышке Бога,
Восторг вещей вечных его члены наполнил;
Изумление поразило его в восторг потонувшее чувство;
Его дух был пойман в ее нетерпимое пламя.
Однажды увидев, его сердце признавало только ее.
Только голод по бесконечному блаженству остался.
Все цели в ней были утрачены, затем найдены в ней;
Его основа была собрана в один указующий шпиль.


Это было семенем, брошенным в бесконечное Время.
Сказанное Слово или показанный Свет,
Мгновение видит который, эпохи трудятся выразить.
Так, сверкнув из Безвременного, миры прыгнули;
Вечный момент есть причина годов.
Все, что он сделал, было подготовкою поля;
Его маленькие начала просили завершения могучего:
Ибо все это он должен был сейчас сформировать заново,
Чтобы в себе воплотить ее радость, поместить
Ее красоту и величие в свой дом жизни.
Но сейчас его существо было слишком широко для себя;
Его сердца требование становилось безмерным:
Его одинокая свобода удовлетворить не могла,
Ее свет, ее блаженство он просил для земли и людей.
Но тщетна человеческая сила и любовь человеческая,
Чтобы земли печать неведения и смерти сломать;
Его природы мощь сейчас казалась хваткой младенца;
Слишком высоки для протянутой руки небеса.
Это Свет не приходит усильем иль мыслью;
В тишине разума действует Трансцендентальный
И смолкшее сердце слышит несказанное Слово.
Безбрежная сдача была его единственной силой.
Сила, что живет на высотах, должна действовать,
Принести в жизни закрытую комнату воздух Бессмертия
И наполнить Бесконечным конечное.
Все, что отрицает, должно быть убито и вырвано,
И сокрушены многие страсти, ради которых
Мы теряем Одного, для которого наши были сделаны жизни.
Сейчас другие требования в нем свой крик прекратили:
Он лишь стремился привлечь ее присутствие и ее силу
В свое сердце и разум, и дышащую форму;
Он лишь стремился звать вечно вниз
Ее исцеляющее касание любви, истины, радости
Во тьму мира страдающего.
Его душа была свободна и ей одной отдана.

Конец песни Второй

Песнь Третья
Дом Духа и новое творение


Более могучая оставалась задача, чем все, что он сделал.
Он повернулся к Тому, из которого бытие все приходит,
Внимающий из Тайны знак,
Который знает неуловленную Истину позади наших мыслей
И ведет мир своим всевидящим взглядом.
В своей души тишине неприступной,
Интенсивный, однонаправленный, монументальный, уединенный,
Терпеливый он, как инкарнировавшая надежда, сидел,
Неподвижный на пьедестале молитвы.
Он искал силу, которой на земле еще не было,
Помощи от Могущества, для смертной воли слишком великого,
Света Истины, ныне видимого лишь вдалеке,
От его высокого всемогущего Источника санкции.
Но с пугающих высот не слетало ни голоса;
Безвременные веки были закрыты; не открывалось ничто.
Нейтральная беспомощная пустота давила на годы.
В текстуре нашей природы человеческой связанной
Он ощущал абсолютное сопротивление, немое, огромное,
Нашей несознательной и невидящей базы,
Упрямое, отрицание в глубинах жизни безмолвное,
Невежественное Нет в истоке вещей.
Завуалированное сотрудничество с Ночью
Даже в нем самом выжило и от его зрения пряталось:
Что-то еще в его земном существе сохраняло
Свое родство с Несознанием, откуда пришло оно.
Тенистое единство с исчезнувшим прошлым,
Сохраненное в мировом старом каркасе, таилось там,
Тайное, не замеченное освещенным умом,
И в подсознательных шепотах и во сне
Еще ворчало над выбором духа и разума.
Его предательские элементы распространялись, как скользкие крупицы,
Надеясь, что входящая Истина запнется и упадет,
И старые идеальные голоса скитаясь стонали
И о снисходительности неба молили
К добрым несовершенствам нашей земли
И сладкой слабости нашего состояния смертного.
Это сейчас он решил обнаружить, изгнать,
Тот элемент в нем, что предавал Бога.
Всей Природы пространства неясные обнажены были,
Все ее тусклые склепы и углы обыскивались с огнем,
Где убежавшие инстинкты и бесформенные бунтовщики
Могли найти убежище в святилище тьмы
От белой чистоты очищающего пламени неба.
Все, казалось, погибло, что небожественным было:
Однако еще какой-то мельчайший диссидент мог убежать
И еще скрывался слепой силы центр.
Ибо бесконечно Несознание тоже;
Чем с большим упорством мы стремимся его пучины измерить,
Тем больше оно простирается, бесконечно вытягивается.
Затем, чтобы Истину человеческий крик не ограбил,
Он сорвал желание с его кровоточащих корней
И предложил богам свободное место.
Так он сносить касание безупречного мог.
Последняя и самая могучая пришла трансформация.
Его душа была вся впереди, как великое море,
Затопляющее разум и тело своими волнами;
Его существо, простертое объять вселенную,
Объединило внутреннее и внешнее,
Чтобы космическую сделать из жизни гармонию,
Империю Божества имманентного.
В этой огромной универсальности
Не только его душа-природа и разум-чувство
Заключали каждую душу и каждый разум в его,
Но была изменена даже жизнь плоти и нерва
И становилась единой плотью и нервом со всем, что живет;
Он чувствовал радость других как свою радость,
Он нес горе других как свое горе;
Его универсальная симпатия поддерживала,
Необъятная как океан, бремя творения,
Как земля поддерживает всех существ жертву,
Трепеща со скрытого Трансцендентального миром и радостью.
Там не было больше разделения бесконечного свитка;
Один становился Духа тайным единством,
Вся Природа вновь ощущала блаженство единое.
Там не было расщелины между одной душой и другою,
Там не было барьера между миром и Богом.
Пересилена была форма и ограничивающая линия памяти;
Покрывающий разум был схвачен и сорван;
Был растворен и ныне не мог больше быть,
Одно Сознание, что сделало мир, было видимо;
Все сейчас было ярким светом и силой.
Отмененный в своем последнем тонком следе тающем
Ушел круг маленькой самости;
Обособленное существо ощущаться не могло больше;
Оно исчезло и больше не знало себя,
Утраченное в широкой идентичности духа.
Его природа становилась движением Всего,
Исследующим себя, чтобы найти, что все было Им,
Его душа была делегатом Всего,
Что от себя повернулось, чтобы к одному присоединиться Всевышнему.
Превзойдена была человеческая формула;
Человека сердце, что затемняло Нерушимого,
Приняло могучий стук сердца бога;
Его ищущий разум прекратился в Истине, которая знает;
Его жизнь была универсальной жизни течением.
Он стоял, осуществленный, на высшей линии мира,
Ожидая восхождения за пределы мира,
Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
Великолепие и Символ окутали землю,
Безоблачное богоявление смотрело и освящало просторы
Окруженные, мудрые бесконечности были вблизи
И светлые дали склонялись, родные и близкие.
Чувство не в состоянии в той огромной светлоте оказалось;
Эфемерные голоса из его слуха пали
И Мысль могучая не тонула, большая и бледная,
Как утомленный бог, в мистические моря.
Платья смертного мышления были сброшены вниз,
Оставляя его знание обнаженным перед абсолютным зрением;
Правление судьбы прекратилось и бессонные шпоры природы:
Успокоились атлетические вздымания воли
Во Всемогущего неподвижном покое.
Жизнь в его членах улеглась, обширная и немая;
Обнаженная, не огражденная стенами, не боящаяся, она сносила
Необъятное внимание Бессмертия.
Последнее движение умерло, и все сразу стало бездвижным.
Вес, что был незримого Трансцендентального рукою,
Положил на его члены печать неизмеримую Духа,
Бесконечность его в безбрежный транс поглотила.


Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
Увлекаемый через океаны огромные дыханием Бога,
Бездонные снизу, вокруг неизвестные,
Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
Далеко от всего, что измеримый мир образует,
Ныряя к сокрытым вечностям, она отступила
Назад из пенящейся поверхности разума к Ширям,
Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
Над несовершенными пределами слова и мысли,
По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
Затерянный в глубоких трактах суперсознательного Света
Или путешествующий в пустом не имеющем черт Ничего,
Один в непроторенном Несоизмеримом,
Или мимо не-самости, самости и отсутствия самости
Пересекая берега-грезы сознательного разума,
Он достиг, наконец, своей вечной основы.
На безгорестных высях, которые ни один взлетающий крик не тревожит,
Чистых и незатрагиваемых над этой смертной игрой,
Простирается духа смолкший неподвижный воздух.
Там нет начала, и там нет конца;
Там - стабильная сила всего, что движется;
Там эпохальный труд отдыхает.
Заведенное творение там в пустоте не кружит,
Никакой гигантский механизм не наблюдается душой;
Там не скрипят судьбою вращаемые машины огромные;
В одной груди свадьба зла и добра,
Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
Боль эксперимента жизни опасная
В ценностях Случайности и Непоследовательности,
Опасность игры рискованной разума, наши жизни бросающей
На кон в ставке равнодушных богов,
И непостоянные блики света и тени идеи,
На поверхностное сознание падающие
И в дреме свидетельствующей безмолвной души
Творящие ошибку полузримого мира,
Где знание есть неведения поиски,
Шаги жизни - запинающаяся невпопад серия,
Ее аспект случайного назначения,
Ее равная мерка подлинного и фальшивого
В том неподвижном и неизменном царстве
Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить:
Царила единственно духа неподвижная сила,
Самоуравновешенная в тихой вечности
И своем всемогущем и всезнающем мире1 .
Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
Там не было войны права с правом соперничающим;
Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
Шагающих от случая к непредвиденному случаю,
Ни страдания сердец, принужденных стучать
В телах, инертным Несознанием сделанных.
Вооруженные неприкосновенным оккультным негасимым Огнем
Стражи Вечности закон охраняют его,
Вечно фиксированный на гигантском фундаменте Истины
В ее величественном и безграничном доме.
Там Природа на своем немом ложе духовном,
Неизменно трансцендентальная, свой знает источник
И на движение миров многочисленных
Соглашается, неподвижная в вечном покое.
Всёвызывающий, всеподдерживающий и отчужденный,
Свидетель из своего непоколебимого равновесия смотрит,
Огромный Глаз, внимательно глядящий на все сотворенные вещи.
Обособленный, пребывая в мире2 над суетою творения,
Погрузившись в вечные выси,
Он жил, в своей самости защищенный безбрежной,
В компании всевидящего Одного лишь.
Разум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
Жизнь, для игры в Пространстве чересчур безграничная,
Душа без границ, не убежденная Временем,
Долгой боли мира он ощущал угасание,
Он стал нерожденным Собой, что никогда не умирает,
Он присоединился к Бесконечности сессиям.
На космический шелест изначальное легло одиночество,
Аннулирован был контакт сформированный с вещами, рожденными временем,
Пустота стала широкой общиной Природы.
Все вещи были возвращены в свое семя бесформенное,
Мир смолк на циклический час.
Хотя страдающая Природа, что он оставил,
Под ним свои широкие бесчисленные поля сохраняла,
Ее огромное действо, отступая, исчезло вдали,
Словно сон без души наконец прекратился.
Ни один голос не приходил вниз с высоких Молчаний,
Никто не отвечал с ее покинутых опустевших полей.
Безмолвие прекращения царило, широкая
Бессмертная тишина до того, как рождены были боги;
Универсальная Сила ждала, молчаливая,
Завуалированного Трансцендентального декрета последнего.


Затем внезапно туда пришел взгляд, направленный вниз.
Словно море, свои собственные глубины исследующее,
Живое Единство расширилось в своей сердцевине
И присоединило его к неисчислимым множествам.
Блаженство, Свет, Сила, Любовь пламенно-белая
Поймали все в одно объятие безмерное;
Существование нашло свою истину на Единства груди,
И каждый стал собою и пространством всего.
Великие мировые ритмы были одной Души ударами сердца,
Чувствовать было пламенным обнаружением Бога,
Весь ум был единой арфой множества струн,
Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
Ибо миров было много, но Сам был один.
Это знание сейчас было сделано семенем космоса:
Это семя было в безопасность Света положено,
Оно не нуждалась в оболочках Неведения.
Затем из транса того объятия огромного
И из пульсаций этого единого Сердца,
И из обнаженного Духа победы
Новое и чудесное творение встало.
Неисчислимые переливающиеся через край бесконечности,
Смеявшиеся из неизмеримого счастья,
Жили своим бессчетным единством;
Миры, где бытие не связанно и широко,
Немыслимо воплощали Себя, от эго свободного;
Восторг блаженных энергий
Присоединял Время к Безвременью, единой радости полюсы;
Белые шири были видны, где во всем все обернуто.
Там не было ни противоположностей, ни разделенных частей,
Все духовными звеньями присоединены ко всем были
И привязаны к Одному неразрывно:
Каждый был уникален, но принимал все жизни как свою собственную,
И, следуя до конца этим тонам Бесконечного,
Вселенную в самом себе узнавал.
Вихря бесконечности центр великолепный
Толкал к своего зенита вершине, к своей последней экспансии,
Ощущал божественность своего собственного самоблаженства,
Повторял в своей бесчисленности другие самости:
Неутомимо в свои пределы он3 брал
Персоны и фигуры Имперсонального,
Словно продолжая в непрестанном подсчете,
В итоге умножения восторженного,
Растущую десятичную вечности.
Никто не был порознь, никто не жил для себя одного,
Каждый жил для Бога в себе и Бога во всем,
Каждое одиночество содержало неописуемо целое.
Там Единство к монотонности привязано не было;
Оно показывало тысячи аспектов себя,
Его неизменная стабильность спокойная
Поддерживала на неизменной почве всегда в безопасности,
Принуждала на спонтанное рабство
Неисчислимые шаги, вечно меняющиеся,
Тонкий план танца, безрассудного с виду,
Огромных мировых сил в их совершенной игре.
Внешнее глядело назад на свою скрытую правду
И из различия делала единства игру улыбающуюся;
Оно все персоны частицами Уникального делало,
Однако все были бытия тайными целыми.
Всякая борьба превращена была в спор сладкий любви
В гармоничном круге надежных объятий.
Идентичности примиряющее счастье давало
Надежную безопасность различию.
На линии встречи рискованных крайностей
Игра игр до своего предела игралась,
Где через самообнаружение божественной самоутратой
Выпрыгивает единства верховный восторг,
Чья блаженная неразделенная сладость чувствует
Общность Абсолюта.
Там нигде рыдания страданий не было;
Переживание от одной точки Радости бежало к другой:
Блаженство было чистой неумирающей правдой вещей.
Вся Природа была фасадом сознательным Бога:
Во всем работала мудрость, самодвижимая, самонадежная,
Полнота беспредельного Света,
Аутентичность интуитивной Истины,
Слава и страсть созидательной Силы.
Непогрешимая, из вечности прыгающая
Мгновения мысль вдохновляла преходящее действие.
Слово, смех выпрыгивали из груди Тишины,
Ритм Красоты в покое Пространства,
Знание в бездонном сердце Времени.
Все ко всем поворачивались без отшатывания скрытости:
Единый экстаз, не нарушаемый,
Любовь была близкой идентичностью трепетной
В стучащем сердце всей той светлой жизни.
Зрение, которое объединяет, универсальное,
Симпатия нерва, отвечающего нерву,
Слух, что ко внутреннему звуку мысли прислушивается
И следует ритмическим значениям сердца,
Касание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, чтобы держать,
Были там сознания прирожденными средствами
И увеличивали души близость с душою.
Духовных сил оркестр величественный,
Диапазон душевного взаимообмена
Гармонизировал Единство глубокое, неизмеримое.
В этих новых мирах отраженный, он стал
Частью универсального взгляда,
Постом везде живущего света,
Рябью на море мира4 едином
Его ум отвечал общающимся бессчетным умам,
Его слова были слогами речи космоса,
Его жизнь - обширного космического движения полем.
Он ощущал шаги миллионов намерений5 ,
Движущихся во вселенной к единственной цели.
Поток, вечно новорожденный, что никогда не умирает,
Ловил в своего тысячекратного течения восхитительном беге,
Трепетал в водоворотах бессмертной сладости,
Он ощущал вьющиеся через его члены, когда они проходили,
Бесконечного восторга движения спокойные,
Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.


В этой обширной вспышке закона совершенства,
Навязывающего свою фиксированность на течение вещей,
Он видел иерархию светящихся планов,
Входящих поместьями в это высшее царство статуса Бога.
Настраивая в тон с одной Истиной их собственное законное право,
Каждый был жилищем довольства светлой ступени,
Один в красоте, в роде своем совершенный,
Образ, абсолютом одной глубокой истины брошенный,
Сочетался браком со всеми в счастливом различии.
Каждый давал свои силы, чтобы помочь своего соседа частям,
Но не испытывал уменьшения от своего дара;
Барышники взаимообмена мистического,
Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,
Всех других они ощущали дополнениями собственными,
Едиными в мощи и радости множества.
Даже в равновесии, где Единство порознь держит,
Чтобы чувствовать восторг своих обособленных самостей,
В своем уединении ко Всему стремился Единственный
И Множественный смотреть на Одного поворачивался.
Всеобнаруживающее Блаженство всесозидающее,
Ищущее форм для проявления божественных истин,
Выстроенные в их мистерии значительной
Проблески символов Невыразимого
Мерцали гербом, как на воздухе бесцветном оттенки,
На чистоте Души-Свидетеля белой.
Эти оттенки были истинной призмой Всевышнего,
Его красотою, силой, восторженного творения причиной.
Обширное Сознание-Истина брало эти знаки,
Чтобы переложить их на некое божественное детское Сердце,
Что глядело на них с восторгом и смехом
И этим трансцендентальным образам радовалось,
Живым и реальным, как те истины, чьим они служат домом.
Духа нейтральность белая стала
Игровою площадкой чудес, местом свидания
Сил мистического Безвременья тайных:
Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,
Оно изливала сквозь Время свои работы безвозрастной мощи,
Лишенное покровов, выглядело как притягивающий восхитительный лик,
Чудо и красота его Любви и его Силы.
Вечная Богиня двигалась в ее космическом доме,
Играя с Богом, как со своим дитя Мать:
Ему вселенная была ее грудью любви,
Его игрушками были бессмертные истины.
Все, здесь самоутраченное, там было на своем божественном месте.
Силы, что здесь предают наши сердца и ошибаются,
Были там суверенными в истине, совершенными в радости,
В творении без изъяна хозяевами,
Владельцами в своей бесконечности собственной.
Там Разум, великолепное солнце лучей видения,
Формировал славой своих мыслей субстанцию
И двигался среди грандиозности своих грез.
Воображения великий волшебный посох
Вызывал неизвестное и давал ему дом,
Простирал пышно в золотом воздухе
Истины радужно окрашенные крылья фантазии
Или интуитивному сердце радости пел
Мечты-ноты чуда, что приносят Реальное близко.
Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,
В храме идеала хранила Одного благоговейно:
Он населял мысль, ум и счастливое сердце,
Наполнял светлыми аспектами могущества Бога
И живыми персонами одного Высшего,
Речью, что провозглашает невыразимое,
Лучом, открывающим незримые Присутствия,
Девственными формами, через которые сияет Бесформенный,
Словом, что возвещает переживание божественное,
И Идеями, что наполняют толпами Бесконечность.
Там не было пропасти между мыслью и фактом,
Они всегда отвечали, как птица птице зовущей;
Воля повиновалась мысли, действие - воле.
Там была гармония, сотканная между одной душой и другою.
Супружество с вечностью обожествляло Время.
Там жизнь неутомимо свои забавы преследовала,
Радость в ее сердце и на устах ее смех,
Светлая авантюра игры Бога в случай.
В своем изобретательном пыле каприза,
В своем трансфигурирующем веселье она наносила на карту Времени
Пленительную головоломку событий,
На каждом повороте манила переменами новыми
К самообнаружению, что никогда прекратиться не может.
Она всегда создавала крепкие оковы для желания сломать,
Приносила новые творения для удивления мысли
И страстные предприятия для сердца, чтобы отважилось,
Где Истина возвращалась с лицом неожиданным
Или же повторяла старую знакомую радость,
Как возвращение восхитительной рифмы.
В прятках на груди Матери-Мудрости,
Художник, ее мировой идеей наполненный,
Она никогда не могла излить свои неисчислимые мысли
И авантюру обширную в мыслящие формы
И испытание и соблазн грез новой жизни.
Не утомленная одинаковостью и не утомленная изменением,
Бесконечно она развертывала свой движущийся акт,
Мистерическую драму восторга божественного,
Живую поэму мирового экстаза,
Свертывающуюся настенную картину значительных обликов,
Вьющуюся перспективу сцен развивающихся,
Блестящую погоню самооткрывающихся форм,
Пылкую охоту души, ищущей душу,
Поиск и обнаружение, словно богов.
Там Материя есть густота прочная Духа,
Артистичность довольной наружности самости.
Хранилище образов длящихся,
Где строить мир чистого восторга может чувство:
Дом бесконечного счастья,
Она поселяет часы, как в прекрасной гостинице.
Чувства там души были отдушинами;
Даше самая юная мысль детская разума
Воплощала некое касание высших вещей.
Там субстанция была резонирующей арфой себя,
Сетью для постоянных молний духа,
Магнитной силой интенсивности любви,
Чей стремящийся пульс и обожания крик
Влекут приближения Бога близко, сладко, чудесно.
Ее твердость была массой производства небесного;
Ее фиксированность и сладостная перманентность очарования
Образовывали пьедестал светлый для счастья.
Ее тела, сотканные божественным чувством,
Были продолжением близости объятий душ;
Ее теплая игра вечного касания и зрелища
Отражала пыл и трепет радости сердца,
Блестящий подъем мыслей ума, блаженство духа;
Восторг жизни хранил вечно свое пламя и крик.
Все, что ныне проходит, там жило бессмертным
В гордой красе и прекрасной гармонии
Материи, для духовного света пластичной.
Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
Зрение отдыхало на форм бессмертных надежности;
Время было прозрачным платьем Вечности.
Архитектор, высекающий из живого камня себя,
Строил феномен летного дома Реальности
На моря Бесконечности пляжах.


Напротив этой славы духовных статусов,
Их параллели, но при том их противоположности,
Качались и плыли, затемненные, подобные тени,
Словно сомнение составляло субстанцию, дрожащие, бледные,
Два отрицания обширных, которые эта схема находила иная.
Мир, что не знает своей в нем обитающей Самости,
Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;
Дух, не ведающий мира, им сделанного,
Затемненный Материей, искаженный Жизнью,
Старается всплыть, быть свободным, знать, царствовать;
Они были тесно связаны в одной дисгармонии,
Однако, расходящиеся линии, совсем не встречались.
Три Силы его иррациональным правили курсом,
В начале - Сила неведающая,
В середине - воплощенная старающаяся душа,
В его конце - безмолвный дух, жизнь отрицающий.
Тупая и несчастливая интерлюдия
Развертывает свою сомнительную истину Уму вопрошающему,
Принуждаемому невежественной Силой играть свою роль
И записывать ее незавершенную повесть,
Мистерию ее несознательного плана
И загадку существа, из Ночи рожденного
Браком Неизбежности со Случаем.
Эта тьма нашу более благородную прячет судьбу.
Куколку великой и славной истины,
Она душит в своем коконе крылатое чудо,
Чтобы из тюрьмы Материи оно не сбежало
И, растрачивая свою красоту на бесформенную Ширь,
Не погрузилось в мистерию Непостижимого,
Покидая неосуществленной судьбу мира чудесную.
Как еще грезила только какого-то высокого духа мечта
Или раздраженная иллюзия в уме человека трудящемся,
Новое творение из старого встанет,
Непроизносимое Знание найдет речь,
Подавленная Красота ворвется в цветение райское,
Удовольствие и боль утонут в абсолютном блаженстве.
Языка лишенный оракул, наконец, говорить будет,
На земле Суперсознательное станет сознательным,
Чудеса Вечного присоединятся в танцу Времени.
Но сейчас все казалось напрасно изобилующей ширью,
Поддержанной вводящей в заблуждение Энергией
Для самопоглощенного и безмолвного зрителя,
Не заботящегося о бессмысленном зрелище, им наблюдаемом,
Внимающего прохождению причудливой процессии,
Как тот, кто ждет конца ожидаемого.
Он видел мир, который должен появиться из мира.
Там он скорее угадывал, чем видел и чувствовал,
Далеко на границе сознания,
Мимолетный и хрупкий этот маленький земной шар кружащийся
И на нем оставленную, как утраченной мечты напрасную форму,
Оболочки духа хрупкую копию,
Свое тело, собранное в мистическом сне.
Чужой формой оно казалось, мифической тенью.


Чуждой сейчас казалась та далекая вселенная смутная,
Самость и вечность, одни были истины.
Затем память взобралась к нему из планов старающихся,
Принося крик от когда-то лелеемых любимых вещей,
И на крик, как своему собственному зову утерянному,
Луч от Всевышнего ответил оккультного.
Ибо даже там безграничное Единство живет.
Для своего собственного зрения неузнаваемое,
Оно живет, все же, в свои собственные темные моря погруженное,
Несознательное единство мира поддерживая,
Скрытое в Материи бесчувственном множестве.
Эта семя-самость, посеянная в Необусловленное,
Теряет свою славу божественности,
Всемогущество своей Силы скрывая,
Своей Души пряча всезнание;
Агент своей собственной трансцендентальной Воли,
Оно погружает в глубокое несознание знание;
Принимает ошибку, горе, смерть и боль,
Оно платит выкуп невежественной Ночи,
Оплачивает своею субстанцией Природы падение.
Себя самого он знал, и почему его душа ушла
В земли страстную смутность,
Разделить труд блуждающей Силы,
Которая отделением надеется найти Одного.
Двумя существами он был, одним, широким и свободным, свыше,
Другим, борющимся, связанным, напряженным, его частью здесь.
Узы меж ними еще могли соединить два мира мостом;
Там был смутный отклик, дыхание далекое;
Не все прекратилось в тишине беспредельной.
Его сердце где-то лежало, сознательное и одинокое,
Далеко внизу под ним, как лампа в ночи;
Оно лежало покинутое, одно, нерушимое,
Неподвижное со страстной воли избытком,
Его живое, принесенное в жертву сердце предложенное,
Поглощенное в обожании мистическом,
Повернутое к своему далекому источнику света и любви.
В светлой неподвижности своего немого призыва
Оно глядело вверх на высоты, которые оно не могло видеть;
Оно стремилось из страстных глубин, которые оно не могло бросить.
В центре его обширного и судьбоносного транса
На полпути меж его свободной и падшей самостями,
Ходатайствуя между днем Бога и ночью смертного,
Принимая как свой единственный закон поклонение,
Принимая блаженство как единственную причину вещей,
Отвергая суровую радость, которую никто разделить не может,
Отвергая покой, что для одного покоя живет,
К ней оно повернулось, для которой оно быть хотело.
В страсти своей одинокой мечты
Оно лежало как закрытое беззвучное красноречие,
Где спит посвященный серебряный пол,
Освещенный единственным недрожащим лучом,
На котором незримое Присутствие преклоняет колени в молитве.
На какой-то глубокой груди освобождающего мира6
Все остальное удовлетворено было спокойствием;
Лишь оно знало, что там, за пределами, была истина.
Все другие части были немы в сосредоточенном сне,
Соглашаясь с медленной осмотрительной Силой,
Которая терпит заблуждение мира и его горе,
Соглашаясь на долгую отсрочку космическую,
Безвременно ждущую в терпеливых годах
Ее прихода, которого они просили для земли и людей;
Оно было огненной точкой, что звала ее ныне.
Затухание не могло погасить тот одинокий огонь;
Его зрение заполняло пустоту воли и разума;
Мысль мертва, его неизменная сила жила и росла.
Вооруженное интуицией блаженства,
К которому какое-то подвижное спокойствие было ключом,
Оно в огромной пустоте жизни упорствовало
Среди пустых отказов мира.
Оно слало свою безголосую молитву Неведомому;
Оно в ожидании шагов своих надежд вслушивалось,
Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
Оно ждало декрета Слова,
Что приходит через безмолвную самость от Высшего.

Конец песни третьей

Песнь Четвёртая
Видение и Дар


Затем внезапно там поднялось суматоха священная.
Среди безжизненного молчания Пустоты
В одиночество и необъятность
Пришел трепещущий звук, словно любимых шагов,
Слышимых во внимающих пространствах души;
Касание привело в смятение его фибры восторгом.
Влияние к смертной сфере приблизилось,
Безграничное Сердце было близко к его страстно желавшему сердцу,
Мистическая Форма его земную форму окутала.
Все в ее контакте освободилось от печати безмолвия;
Дух и тело дрожали отождествленные,
В объятиях несказанной радости соединенные;
Ум, члены, жизнь погружены были в экстаз.
Опьяненные, словно дождем нектара,
Его природы страстные протяжения текли к ней,
Сверкая молниями, сумасшедшие светлым вином.
Все было морем бескрайним, что вздымалось к луне.
Обожествляющий поток владел его венами,
Его тела клетки проснулись к ощущению духа,
Каждый нерв стал горящей нитью радости:
Ткань и плоть разделяли счастье.
Зажженные, сумрачные подсознательные пещеры немерянные
Трепетали в предвидении ее желанной поступи
И наполнялись мерцающими гребнями и молящимися языками.
Даже утерянное в дремоте, немое, неодушевленное
Само его тело отвечало ее силе.
Та, кому он поклонялся, была внутри него ныне:
Пламенно-чистая, с эфирными косами, Лик могучий
Показался и губы, движимые словами бессмертными;
Веки, листья Мудрости, опускались на восторга орбиты.
Мраморный монумент раздумий, сиял
Лоб, тайник зрения, и обширные, как взгляд океана,
Направленный к Небу, два спокойных глаза безграничной мысли
Смотрели в глаза человека и видели прибытие бога.
Была видна Форма на пороге Ума, Голос
Абсолютный и мудрый в палатах сердца сказал:
"О Сын Силы, который взобрался к пикам творения,
Ни одной души нет у тебя спутником в свете;
Один ты стоишь у вечных дверей.
То, что достиг ты,- твое, но не проси больше.
О Дух, стремящийся в каркасе невежественном,
О Голос, поднявшийся из Несознания мира,
Как будешь ты говорить для людей, чьи сердца немы,
Сделаешь слепую землю провидческого зрения домом души
Или облегчишь ношу земного шара бесчувственного?
Я есть Мистерия за пределами досягаемости разума,
Я есть цель мук родовых солнц;
Мой огонь и сладость есть жизни причина.
Но слишком огромна моя опасность и моя радость.
Не буди неизмеримое нисхождение,
Не говори моего тайного имени враждебному Времени;
Человек слишком слаб, чтобы нести вес Бесконечности.
Истина, рожденная слишком скоро, может сломить несовершенную землю.
Оставь всевидящей Силе прорубать себе путь:
В своем одиноком обширном осуществлении сам по себе царствуй,
Помогая миру своими великими одинокими днями.
Я прошу тебя не погружать твое сердце пламени
В Неподвижного безразличное блаженство широкое,
Отвернувшееся от бесплодного движения лет,
Жестокий труд миров покидая,
Обособленный от существ, утерянный в Одном.
Как твой могучий дух вынесет отдых,
Когда Смерть не побеждена еще на земле,
А Время - поле страдания и боли?
Твоя душа была рождена, чтобы принять в обремененной Силе участие;
Повинуйся своей природе и осуществи свой удел:
Прими трудность и богоподобный труд,
Для медленно шагающего всеведающего намерения живи.
Узел Загадки в человеческом роде завязан.
Молния с высот, что планируют и думают,
Рассекшая воздух жизни исчезающими следами,
Человек, один проснувшийся в несознательном мире,
Стремится тщетно изменить грезу космическую.
Из какого-то полусветлого прибыв Запредельного,
Он - чужестранец в бездумных ширях;
Путешественник в своем часто сменяемом доме
Среди поступи бесконечностей многих,
Он разбил палатку жизни в пустынном Пространстве.
Небес непрестанное внимание глядит на него свыше,
В доме Природы гость беспокойный,
Мореплаватель между берегами непостоянными Мысли,
Охотник на неведомые и прекрасные Силы,
Кочевник далекого мистического Света,
В широких дорогах - искра маленькая Бога.
Против его духа все объединяется в ужасную лигу,
Влияние Титана останавливает его к Богу направленный взгляд.
Вокруг него безжалостная Пустота голодает,
Вечная Тьма ищет его своими руками,
Непостижимые Энергии управляют им и обманывают,
Огромные неумолимые божества противостоят.
Инертная Душа и сомнамбулическая Сила
Сделали мир, отделенный от жизни и мысли;
Дракон темных устоев хранит
Неизменным закон Смерти и Случая;
На его долгом пути через Время и Обстоятельство
Серый говорящий загадками нижний тень-Сфинкс,
Его ужасные лапы на песках поглощающих,
Ждет его, вооруженный словом, убивающим душу:
На его пути смутный лагерь Ночи лежит.
Его день - миг в вечном Времени;
Он - жертва минут и часов.
Терпящий нападения на земле и не имеющий гарантий на небо,
Спускается сюда, несчастный и возвышенный,
Звено между полубогом и зверем,
Он не знает ни своего собственного величия, ни своей цели;
Он забыл, почему он пришел и откуда.
Его дух и его члены воюют;
Его высоты крушатся, слишком низкие, чтобы достичь неба,
Его масса похоронена в животной грязи.
Странным парадоксом является его природы правление.
Загадка противоположностей его полем сделана:
Свободы он просит, но испытывает нужду жить в границах,
Он нуждается во тьме, чтобы постичь некий свет,
Нуждается в горе, чтобы почувствовать немного блаженства;
Он нуждается в смерти, чтоб находить более великую жизнь.
Он глядит на все стороны и на каждый зов поворачивает;
Он не обладает надежным светом, которым он может идти;
Его жизнь - жмурки и прятки;
Он ищет себя и от себя он бежит;
Встречая себя, он думает, что это - не он.
Он всегда строит, но не находит постоянной земли,
Он всегда путешествует, но никуда не приходит;
Он может быть гидом мира, себя самого он не может вести;
Он может спасти свою душу, свою жизнь он не может спасти.
Свет, который его душа принесла, его ум потерял;
Все, что узнал он, снова скоро сомнительным станет;
Солнце ему кажется его мыслей тенью,
Затем все снова есть тень и нет ничего истинного:
Не зная, что он делает или куда он склоняется,
Он фабрикует в Неведении знаки Реальности.
Он прицепил свое заблуждение смертное к звезде Истины.
Мудрость привлекает его своими светлыми масками,
Но никогда он не видел за ними лица:
Гигантское Неведение окружает его знания.
Предназначенный встречать мистерию космическую
В немой фигуре материального мира,
Его пропуск фальшив и его личность,
Он вынуждаем быть тем, чем он не является;
Он повинуется Несознанию, которым он пришел править,
И тонет в Материи, чтобы осуществить свою душу.
Пробужденная от своих низших форм управляемых,
Мать-Земля свои силы дала в его руки,
И мучительно он охраняет препорученное тяжкое;
Его ум есть затерянный носитель факела на ее дорогах.
Освещая дыхание, чтоб думать, и плазму, чтоб чувствовать,
Он трудится своим медленным и скептическим мозгом,
Которому помогают неровные резона огни,
Чтобы сделать свою мысль и волю магической дверью
Для вхождения во тьму мира знания
И для правления любви царством ненависти и борьбы.
Разум бессилен примирить небо и землю,
И привязанный к Материи тысячью уз,
Он поднимается, чтобы быть сознательным богом.
Даже когда слава мудрости его лоб венчает,
Когда ум и дух излучают луч грандиозный,
Чтобы превзойти этот продукт спермы и гена,
Это чудо алхимика из плазмы и газа,
И он, который разделяет бег и ползание животного,
Поднимает рост своих мыслей к высотам Бессмертного,
Его жизнь еще сохраняет серединный путь человеческий;
Свое тело он уступает смерти и боли,
Покидая Материю, свое слишком тяжелое бремя.
Чудотворный скептик чудес,
Дух, оставленный своей оккультной силы лишенным
Неверящим мозгом и доверчивым сердцем,
Он покидает мир в конце, где тот начинался:
Его труд незакончен, он требует небесного приза.
Так абсолют творения он упустил.
Своей судьбы звезду на полпути остановил он:
Обширный и напрасный эксперимент, что осуществить долго пытались,
И неудачно проводимый высокий замысел, осуществленный сомнительно,
Жизнь мира спотыкается, своей цели не видя, -
Зигзаг к неизвестной опасной земле,
Всегда свой привычный маршрут повторяющий,
Всегда возвращающийся после долгого марша,
И самые смелые победы без результата надежного,
Продолжают бесконечно игру незаконченную.
В плохо сидящем обширном платье
Светлое намерение еще свой лик прячет,
Могучая слепота запинается, продолжая надеяться,
Вскармливая свою силу на дарах светлого Случая.
Оттого, что человеческий инструмент не в состоянии оказался,
Расстроенное Божество спит внутри своего семени,
Дух пойман в формы, им сделанные.
Его неудача - это не то, к чему ведет Бог;
Через все медленный мистический марш идти продолжает:
Неизменная Сила сделала этот изменчивый мир;
Самоосуществляющаяся трансцендентальность ступает по человека дороге;
Водитель души на ее пути,
Он знает свои шаги, его путь неизбежен,
И как конец может быть тщетным, когда гид - это Бог?
Как бы ни уставал ум человека и как бы недостаточно его тело было,
Воля преобладает, отменяющая его сознательный выбор:
Цель отступает, беспредельные шири зовут,
В необъятное удаляясь Неведомое;
Нет конца маршу мира огромному,
Нет покоя для воплощенной души.
Она должна продолжать жить, описывая огромную дугу всего Времени.
Втекающий поток давит из Запредельного близкого,
Запрещая для него отдых и земной покой,
Пока он не найдет себя, он перерыв сделать не может.
Там есть Свет, что ведет, Сила, что помогает;
Не замечаемая, не ощутимая, она в нем видит и действует:
Невежественный, он формирует в своих глубинах Всесознательного.
Будучи человеком, он смотрит вверх на сверхчеловеческие пики:
Берущий в долг золото Суперприроды,
Он мостит свою дорогу к Бессмертию.
Высокие боги глядят на человека, наблюдают и избирают
То, что невозможно сегодня, за основу грядущего.
Его быстротечность дрожит с касанием Вечного,
Его барьеры сминаются под Бесконечного поступью;
В его жизнь входят Бессмертные:
Приближаются Посланцы Незримого.
Великолепие, испачканное воздухом смертным,
Любовь проходит через его сердце, гостья скитающаяся.
Красота окружает его на магический час,
Его посещает обнаруживающаяся радость обширная,
Краткие шири освобождают его от себя,
Манящие к славе, что впереди вечно,
Надежды бессмертной сладости соблазняют и покидают.
Его ум пересекают странные огни открывающие,
Редкие намеки его спотыкающуюся речь поднимают
К сходству с вечным Словом на миг;
Театр масок Мудрости через его мозг кружится,
Приводя в смятение его проблесками наполовину божественными.
Он кладет свои руки иногда на Неведомое;
Иногда он общается с Вечностью.
Странным и грандиозным символом его рождение было,
И бессмертие, и комната духа,
И чистое совершенство, и блаженство безоблачное
Являются этого страдающего создания могучей судьбой.
В нем Мать-Земля видит перемену грядущую,
В ее безмолвных и огненных глубинах предзнаменованную,
Божество, растущее из ее трансмутирующих членов,
Алхимия Небес на основе Природы.
Адепт саморожденной не знающей неудач линии,
Не оставь свет умирать, что эпохи родили,
Помогай еще слепой и страдающей жизни людей:
Повинуйся твоего духа широкому всемогущему импульсу.
Будь переговоров Бога с Ночью свидетелем,
Что склоняется, сострадательный, из покоя бессмертного
И дает жилище желанию, вещей беспокойному семени.
Согласись на свою самость высокую, твори, выдержи.
Не уходи от знания, пусть твой труд будет обширен.
Земные границы больше не смогут запирать твою силу;
Уравняй свою работу с работой долгого бесконечного Времени.
Путешественник на нагих вечных высотах,
Ступай еще по незапамятной трудной тропе,
Присоединяя циклы к ее изгибу суровому,
Для человека посвященными Богами отмерянному.
Мой свет будет в тебе, моя сила твоей будет силой.
Не позволяй нетерпеливому Титану управлять твоим сердцем,
Не проси несовершенного плода, парадиза частичного.
Только один дар, возвеличить твой дух, требуй;
Только одну радость, поднять свой род, желай.
Над слепою судьбой и антагонистами-силами
Неподвижно стоит высокая неизменная Воля;
Ее всемогуществу твоей работы оставь результат.
Все вещи изменятся в час трансфигурирующий Бога".


Августейший и сладостный стих замолчав тот Голос могучий.
Ничто сейчас не двигалось в обширном размышлявшем пространстве:
Тишина легла на внимающий мир1 ,
Безмолвная необъятность Вечного мира2 .
Но сердце Ашвапати ей отвечало,
Крик среди тишины Ширей:
"Как буду я отдыхать, довольный смертными днями
И тупой меркой земных вещей,
Я, который увидел за космической маской
Славу и красоту твоего лица?
Тяжек рок, на который ты своих сыновей обрекаешь!
Как долго будут наши духи биться с Ночью
И терпеть поражение и ярмо грубое Смерти,
Мы, что есть сосуды бессмертной Силы
И божественности расы строители?
Или если это твою работу я внизу делаю
Среди ошибки и растраты человеческой жизни
В смутном свете полусознательного ума человека,
Почему не пробиться в некий далекий проблеск тебя?
Всегда века и тысячелетия проходят.
Где в серости твоего прихода луч?
Где гром крыльев твоей победы?
Мы лишь слышим ноги проходящих богов.
План в оккультном вечном Уме
Начерчен для глядящего назад и пророческого зрения,
Эпохи всегда повторяют их круг неизменный,
Циклы все строят заново и вечно стремятся.
Все, что мы уже сделали, все время еще нужно делать.
Все разрушается и все обновляется, и все - то же самое.
Огромные революции бесплодного круговращения жизни,
Новорожденные эпохи гибнут как старые,
Словно печальная Загадка хранит свое право,
Пока все не сделано, для чего была построена сцена.
Слишком мала сила, что сейчас рождена с нами,
Слишком слаб свет, что пробирается через веки Природы,
Слишком скудна радость, которой она оплачивает нашу боль.
В грубом мире, что своего собственного смысла не знает,
Мучимые мыслями на колесе рождения мы живем,
Инструменты не своего импульса,
Вынуждаемые достигать, платя кровью нашего сердца,
Полузнания, полутворения, что устает скоро.
Сбитая с толку бессмертная душа в гибнущих членах,
Тщетно борющаяся и избитая спина, мы все еще трудимся;
Аннулированные, разочарованные, выдохшиеся, мы еще существуем.
В муке мы трудимся, чтобы из нас мог подняться
Человек, видящий дальше, с более благородным сердцем,
Золотой сосуд инкарнировавшей Истины,
Исполнитель попытки божественной,
Экипированный, чтобы нести земное тело Бога,
Сообщающийся, пророк, возлюбленный, царь.
Я знаю, что твое творение не может пасть:
Ибо даже сквозь смертной мысли туманы
Твои мистические шаги непогрешимы,
И, хотя Неизбежность надевает наряд Случая,
Скрытая в слепых переменах Судьбы, она сохраняет
Медленную спокойную логику Бесконечности шага
И ненарушенную его воли последовательность.
Вся жизнь фиксирована в восходящей шкале
И несокрушим Закон развивающийся;
В начале подготовляется близкое.
Этот странный иррациональный продукт грязи,
Этот компромисс между животным и богом -
Не венец твоего чудесного мира.
Я знаю, несознательные клетки наполнит,
Единый с Природой и высотой с небо
Дух, обширный как небеса содержащие,
И экстазом из невидимых источников охватит,
Бог придет вниз и будет велик более падением.
Сила встала из моего сна клети.
Покидая медлительную хромоту часов
И непостоянное мерцание смертного зрения,
Там, где Мыслитель спит в избытке света
И нетерпимый пылает одинокий Глаз всесвидетельствующий,
Слыша слово Судьбы из Тишины сердца,
В нескончаемом мгновении Вечности,
Она видела из безвременья работы Времени.
Превзойдены были свинцовые формулы Разума,
Побеждены были препятствия смертного Пространства:
Раскрывающийся Образ показал грядущие вещи.
Гигантский танец Шивы промчался по прошлому;
Там был гром, словно от миров, что крушатся;
Земля была залита огнем и ревом Смерти,
Шумно требующей убить мир, который ее голод сделал;
Там был лязг Разрушителя крыльев:
Боевой крик Титана в моих ушах был,
Тревога и ропот сотрясали покрытую броней Ночь.
Я Всемогущего пионеров пламенеющих видел,
Которые поворачивают к жизни через небесную грань,
Приходящими толпясь вниз по янтарным ступеням рождения;
Предтечи божественного множества,
Из дорог утренней звезды они приходили
В маленькую комнату смертной жизни.
Я видел их пересекающими сумерки века,
Солнцеглазых детей чудесных рассветов,
Великих творцов с широкими лбами покоя,
Разрушителей массивных препятствий мира
И борцов с судьбою в ее списках воли,
Тружеников в каменоломнях богов,
Посланцев Несообщающегося,
Архитекторов бессмертия.
В падшую человеческую сферу пришли они,
Лица, что несут еще славу Бессмертного,
Голоса, что беседуют еще с мыслями Бога,
Тела, сделанные светом духа прекрасными,
Несущие магическое слово, мистический огонь,
Несущие чашу Дионисскую радости,
Приближающие глаза человека, более божественного,
Уста, воспевающие души неведомый гимн,
Ноги, будящие эхо в коридорах Времени.
Высокие жрецы мудрости, сладости, мощи, блаженства,
Открыватели залитых солнцем дорог красоты
И пловцы смеющихся наводнений Любви,
И танцоры за золотыми дверями восторга,
Их поступь однажды страдающую землю изменит
И оправдает свет на лице у Природы.
Хотя Судьба медлит в Запредельном высоком
И работа выглядит тщетной, на которую нашего сердца сила растрачена,
Все будет сделано, для чего наша боль была рождена.
Также как в древности, когда человек пришел вслед за зверем,
Этот высокий божественный преемник придет
За человека неэффективным смертным шагом,
За его тщетным трудом, потом, слезами и кровью:
Он узнает, что смертный разум едва лишь смел думать,
Он сделает то, на что не могло отважиться смертного сердце.
Наследник труда человеческого времени,
Он возьмет на себя ношу богов;
Весь небесный свет посетит земли мысли,
Мощь небес укрепит земные сердца;
Земли дела коснуться высоты сверхчеловеческого,
Зрение Земли расширится до бесконечности.
Тяжелые неизмененные гири несовершенный мир еще угнетают;
Великолепная юность Времени прошла и оказалась не в силах;
Тяжелы и долги годы, что труд наш насчитывает,
И пока крепки печати на душе человека,
И утомлено древней Матери сердце.
О Истина, отстаиваемая в твоем тайном солнце,
Голос ее могучих раздумий в небесах затворенных
О вещах, удаленных в ее светлые глубины,
О Мудрости Великолепие, Мать вселенной,
Созидательница, Вечного Невеста искусная,
Не медли долго своей рукой трансмутирующей,
Давящей тщетно на золотые засовы Времени,
Словно Время не смеет открыть свое сердце Богу.
О лучезарный фонтан восторга мира,
От мира свободная и недосягаемая свыше,
О Блаженство, что вечно живет внутри глубоко скрытое,
Пока люди ищут тебя вовне и никогда не находят,
Мистерия и Размышление с языком иератическим,
Инкарнируй белую страсть твоей силы,
Пошли земле какую-то живую форму тебя.
Один миг наполни своей вечностью,
Позволь твоей бесконечности в одном теле жить,
Всезнанием окутай один разум в моря света,
Вселюбовь пусть бьется в одном человеческом сердце.
Бессмертная, ступая на землю смертной ногой,
Всех небес красоту влей в члены земные!
Всемогущество, подпоясанное силою Бога,
Движения и мгновения смертной воли,
Наполни вечною мощью один человеческий час
И одним жестом измени все грядущее время.
Пусть великое слово с высот будет сказано
И одно великое действие отопрет двери Судьбы".

Его молитва в сопротивляющуюся Ночь вниз погрузилась,
Подавленная тысячью сил, что отрицают,
Словно слишком слабая, чтобы взобраться к Всевышнему.
Но поднялся широкий уступающий Голос;
Дух красоты был явлен в звуке:
Свет плыл вокруг чела чудесного Видения
И на ее устах радость Бессмертного обрела форму.
"О сильный предвестник, твой крик я услышала.
Одна спустится и сломает железный Закон,
Изменит рок Природы силой одинокого духа.
Безграничный Ум, что вместить может мир,
Сладкое и неистовое сердце покоя горячего,
Движимое страстями богов, придет.
Все могущества и величия объединены будут в ней;
Красота небесная на земле гулять будет,
Восторг уснет в туче-сети ее волос,
И в ее теле, как на своем родном дереве,
Бессмертная Любовь ударит своими славными крыльями.
Музыка безгорестных вещей ее очарование соткет;
Арфы Совершенства ее голос настроят,
Потоки Небес будут журчать в ее смехе,
Ее губы будут медовыми сотами Бога,
Ее члены - его кувшинами золотыми экстаза,
Ее груди - восторгом-цветами Парадиза.
Она нести будет Мудрость в своей безгласной груди,
Сила с ней будет, как завоевателя меч,
И из ее глаз блаженство Вечного глядеть будет.
Семя будет посеяно в страшный час Смерти,
Ветвь небес пересажена на человеческую почву;
Природа свой превзойдет смертный шаг;
Судьба изменена будет неизменяющейся волей".

Как пламя исчезает в Свете бескрайнем,
Бессмертно в своем угасая источнике,
Исчезло великолепие и стихло слово.
Эхо восторга, что был близок когда-то,
Гармония путешествовала к какой-то далекой тиши,
В ухе транса музыка стихла,
Каденция, далекими каденциями призванная,
Голос, что дрожал в напряжении, отступил.
Ее форма от страстно желавшей земли удалилась,
Оставляя близость к чувству покинутому,
Поднимаясь к ее недостижимому дому.
Одинокие, блестящие, пустые внутренние лежали поля;
Все было незаполненным беспорядочным духовным пространством,
Беспристрастным, незанятым, пустыней светлого мира.
Затем линия двинулась к далекому краю покоя:
С теплыми губами чувствительная мягкая земная волна,
Быстрый и многоголосый стон и смех,
Пришли, скользя на ногах белых звука.
Открыта была глубокая слава сердца Безмолвия;
Абсолютные бездвижные безмолвия
Уступили дыханию смертного воздуха,
Растворяясь безгранично небеса транса
Обрушились в просыпающемся разуме. Вечность
Опустила свои несообщающиеся веки
На свои одиночества, удаленные от зрелища
За пределами безгласной мистерией сна.
Грандиозная передышка закончилась, освобождение широкое.
Через свет быстро отступающих планов,
Что убегали от него, как от звезды падающей,
Вынужденная заполнять свой человеческий дом во Времени,
Его душа скользила назад в скорость и шум
Обширных занятий сотворенных существ.
Чудес небес колесница
С широкой основой, чтобы нести на огненных колесах богов,
Пылая, он пронесся через ворота духовные.
Смертное движение получило его в свое окружение.
Снова он двигался среди сцен материальных,
Намеками с высот поднятый
И в паузах строящего мозга
Касаемый мыслями, что несут бездонную волну
Природы и летят назад к берегам скрытым.
Вечный искатель в поле эпох,
Осажденный невыносимым прессом часов,
Снова был полон сил для великих дел быстроногих.
Проснувшийся под сводом Ночи невежественным,
Он видел неисчислимое население звезд
И слышал неудовлетворенного потока вопрос,
И трудился с создателем формы, измеряющим Разумом.
Странник с оккультных невидимых солнц,
Претворяющий судьбу мимолетных существ,
Бог в фигуре вставшего зверя,
Он поднял свой лоб завоевателя к небесам,
Империю души утверждая
На Материи и ее ограниченной вселенной,
Как на прочном утесе в морях бесконечных.
Господь Жизни свои могучие круги возобновил
На скудном поле земного шара сомнительного.

Конец книги третьей, песни четвертой